В лабораторию двинулся, где и застал его в компании Горшечника и Горшечницы. Обсуждались результаты исследования магнетита, найденного гончарами неподалеку, когда те, как это у них заведено, искали новые глины. Вполне искушённый химик уже определил, что в этом камне прорва железа, которое вполне можно извлекать. Дискутировалась конструкция печи и тигля. Мы с Софи попытались не привлекать к себе внимания, слушая разговор как он шёл, сам по себе. Но длилось это недолго.

— Ой, профессор! — обрадовалась Горшечница, подхватила меня под локоток и увела в палаты, где показала своего кроху — они с Горшечником уже обзавелись малышом, о котором лично я ничего более не узнал — реципиентка отключила меня, чтобы пощебетать о своём, о женском. Уже вернувшись в сознание я понял, что к щебету присоединилась и Герцогиня. Естественно, ни о науке, ни о технике, ни о производстве разговоров не велось — дамы приступили к разговорам о косметике. Дело в том, что в своё время я предупредил ипсвичских школяров о ядовитости многих применяемых в эти поры красителей. Вот почему Рисовальщица практикует исключительно графику — то есть использует только карандаш. Рецепт помады — совместно растертые жир и яблоко — я помнил. Помнил и то, что для подведения глаз в мои времена применяли нечто, именуемое словом "тушь". То есть — привозимое из Китая. Пудра? Ничего не слыхивал о её ядовитости. Но белила к нанесению на кожу запретил, потому что они свинцовые, то есть токсичные. Также предупредил от сурьмления чего бы то ни было. У меня вообще откуда-то закралось в душу подозрение, что семейству Алексея Михайловича не повезло потому, что в Кремле существует некая вредность неопределяемого в настоящий момент характера. Царевна Софья, живущая преимущественно в Коломенском, это положение подтверждает — она не слаба здоровьем в отличие от остальных своих братьев и сестёр.

Так под разговор и выяснил, что серный эфир для наркоза во время операций применяют, что глистов изгоняют настойкой пижмы, а для укрепления волос используют крапиву — это и был почти полный перечень моих медицинских познаний. А белые и красные кровяные тельца в крови действительно обнаружили. И приём внутрь древесного угля помогает при отравлениях. Короче, медицинская наука потихоньку развивается и использует кое-что из проверенного позднее.

Аптекарь продолжает мучиться с полиэтиленом, нагревая его при высоком давлении, чтобы тот слипся, наконец, в однородную массу. Но, в целом, наблюдается жуткий дефицит научных кадров — столько здесь интересного и многообещающего, что необходимо исследовать, а люди вокруг сплошь необразованные, понимающие устройство окружающего мира традиционно и во всём уповающие на всевышнего. Так что эта Герцогиня с большим понятием дама. Или тут сказалось влияние Аптекаря?

Глава 52. Соединение скруткой

— Ты вот что мне скажи, фрейлина Клейтон. Что это за такая за подлая манера у вас, у англичан, в самый нужный момент оставлять меня в одиночестве, чтобы я решала дела на свой умишко бабский без доброго совета? Пётр забрал свою Лизоньку в Амстердам в гости к любезнейшему Николаасу Витсену и бросил меня во всём разбираться, увезя с собой в составе посольства самых разумных из бояр. А, между тем, натворил он немало. Кобель! — царевна встретила Софочку гневной речью, произнеся которую села в кресло и принялась сверлить нас взором, ожидая ответа.

Реципиентка моя, между тем, растерялась и позволила мне вылезти с вопросом:

— Так кого он ещё обрюхатил?

— Всех подряд моих фрейлин. У него, видишь ли, терпежу никакого не было, пока Лизка кочевряжилась. Первой, ещё зимой, понесла от него Парашка. А потом и остальные одна за другой — девицы-то все пригожие.

— Какая такая Парашка? Ты когда успела новенькую во фрейлины принять?

— Да Дунька Лопухина. Она из Прасковьи Илларионовны в Евдокию Фёдоровну перекрестилась, потому что так звучит благолепней и более пристало для царицы. Мачеха моя похлопотала, когда её за сыночка своего драгоценного сговаривала. Кто же знал, что Пётр так к Лизке прикипит, что от просватанной матерью невесты наотрез откажется.

— Так, насколько я помню, Рисовальщица его и не обнадёживала насчет того, что пойдёт за него, — заметил я.

— Вот я и говорю — подлые вы, — вскипела Софья Алексеевна. — Жить во блуде она согласна, деток рожать готова, а под венец — ни-ни.

— Она же понимает, что не равнородная государю. Не станут же бояре ради минутного увлечения юнца старые обычаи менять! Ну а что твой братец по сердцу моей подруге пришёлся, так это дело обычное. На государственную политику не влияющее.

— Ты, Софья, невинной овечкой мне тут не прикидывайся. Сейчас, когда у царя сразу пятеро сыновей, возрастом друг от друга считанными месяцами, а то и днями отличающихся, что прикажешь делать?

— Так уж что тут поделаешь? Остаётся только молиться об их здравии.

— А роды боярские, из которых фрейлины происходят! Они же требуют грех прикрыть женитьбой. Признать первенца своим наследником и представить в качестве будущего государя.

— Софья Алексеевна. Ты тех четырёх девиц, которых к тебе во фрейлины навязали, приглашала?

— Нет. Дума так приговорила.

— А ведомо ли той Думе, что должность фрейлины — служилая, и придворная?

— Ну да, придворная. Только двор-то у меня свой, а у Пети свой.

— Вот и дай понять, что твой двор не отдельный какой-то, а один с братом. Ваш. Романовых. И что служит единому государю, хотя и служит когда в Преображенском, когда в Коломенском, а когда и в Кремле. Поэтому фрейлины и сослужили честно службу, которую царь от них потребовал. Отчего претензий им к государю никаких предъявлять не следует — сами напросились. Ну, или родичи их думные напросили. Полагаю, они и впредь не откажут Петру Алексеичу, потому как, кроме как для этого самого, больше ни на что не годятся, — сказав это, я услышал, как в нашем сознании затрепыхалась возмущённая Софочка.

— Так, ладно, фрейлина Клейтон. Бояр я осажу. Брат наверняка одобрит. Ещё бы! Оказывается, при моём попустительстве Дума ему гарем собрала. Ты-то как? Тоже не откажешь государю?

— Не откажу, — криво усмехнулся я Софочкиными устами. — На картах погадать. И достанет ему.

— А что с мальцами делать? Ведь сразу пятеро!

— Пускай подрастают, — махнул я нашей с реципиенткой рукой. — Может какой и до зрелости дорастёт, да умником окажется. Четыре равноправных наследника — это же круто! Трёхкратный запас надёжности за счёт многократного резервирования. Знаешь, Софья Алексеевна, нынешнее состояние с детской смертностью меня просто угнетает. Боюсь, как бы это не от антисанитарии в церквях происходило. Купели там, причастия, целования крестов и рук при получении благословения. Пристрожить бы как-то попов, чтобы они тебе весь народ не перезаразили!

— Ты опять про маленьких невидимых зверьков! Поди прочь. Надоела уже!

Вернувшись на Кукуй мы увидели между наших крошечных барж причаленного к берегу Яузы "Пескаря". В доме нас поджидали Фёкла и Марфа. Те, с которыми Софи ходила в первую свою противозаконную ещё вылазку к Костроме. Нынче они вернулись с вновь налаженного перехода из верховий Оки — от реки Угры — на Днепр. Это старый путь, расположенный среди болот южнее Вязьмы. Брусья для рельсов и шпал тесали вручную люди, посланные по приказанию самодержицы. Они же и дорогу укладывали. Руководил работами кто-то из тамошних служилых людей, похоже, тот, в чьей вотчине находится земля. Девчата были посланы Софьей Алексеевной для пригляду — контролировали размеры и чтобы полотно выровняли тщательно. Ничего сложного — заработал уже перевоз.

Сюда же девчата пришли доложить об исполнении поручения, для чего нынче отдыхали после бани и продумывали, во что должны нарядиться, чтобы прибыть не куда-нибудь, а в Кремль.

— А как рынды нас не допустят? — волновалась Марфа.

— Как это не допустят?! Капитана и старшего механика гидрографического судна Его Величества государя Петра Алексеича? — приободряла подругу Фёкла.