Ноябрь и декабрь были заполнены организационными хлопотами, в январе картинка с состоянием хозяйства окончательно прояснилась и упорядочилась — направление значительных ресурсов на исполнение царской прихоти заметно снижало предстоящие прибыли, но по миру нас не пускало — перевозки по Северной Двине, Сухоне, Вычегде, Волге, Оке и Каме даже немного возрастали за счет использования стотонников и барж типа "Лесовоз". Мотающаяся в Персию "Наяда" возила воск, мёд и свечи парафиновые и стеариновые, доставляя обратно восточные ткани, в том числе шёлк, шерсть, кожи и шкуры, благовония, пряности и кучу всякого-разного по мелочам — перечень товаров получился длинным. Главным для нас оказалось хорошего качества золото, которым мы брали плату за перевоз. На этой линии нас трудоустроили казанские купцы, быстро наладившие связи с единоверцами.
Пётр крепко закрутил гайки, мобилизовав стрельцов и призвав их к порядку — появлялся на Кукуе он редко и всегда был в раздражении оттого, что его вроде как и слушались, но исполняли всё только после волшебного пенделя. О готовящемся походе на Амур знали все — для наших речников это означало добавление к хозяйству ещё одной длинной реки, что людей радовало и воодушевляло. Смешные. Про Обь с Иртышом и Енисей с Ангарой и двумя Тунгусками не все догадывались, что это ещё пара кусков, каждого из которых глодать хватит не на одну жизнь. Сам же государь намеревался идти южной дорогой с основными силами, взяв с собой семёновцев, оставив на Москве преображенцев и коломенцев, которые как бы сестры его личная гвардия — стал он ценить Софью Алексеевну, хоть и ворчал на неё.
А там пришла пора и нам выезжать в Кольский острог принимать эскадру и проверять её готовность к дальнему плаванию. В принципе, Мэри нанимала самоедов с их оленями и нартами, забрасывая на отрезанную льдами и зимним бездорожьем "точку" крепёж и материалы по мелочам. И репчатый лук. Тем не менее зимняя дорога в сотни вёрст по белому безмолвию — не то, что требуется детскому организму, отчего нянек с сыном отвезли в Коломенское к живущему там на постоянной основе фрейлиннику царевны. Расставшись с чадонькой, поплакала в поставленном на полозья возке, уносящем нас на север, но взяла себя в руки.
На этот раз в сторону Архангельска не уклонялись — ехали как бы к Соловецкому монастырю, но ещё на берегу приняли левее — зимник с редкими постоялыми дворами нынче дотягивался до самой Кандалакши. Олений возница, кажется эта специальность называется "каюр", надёжно закрепил в лёгких нартах багаж, усадил мою хозяюшку и прикрикнул на упряжку что-то на своём языке. Погнали, в общем, изредка вскакивая и пробегая сотню-другую метров собственными ногами. Следом ещё пара нарт двигалась аналогично. Ну а что поделаешь — охрана. Что интересно, хоть и дикие тут места с редкими чахлыми деревцами и торчащими из-под снега камнями, но столбики полосатые попадаются регулярно — то есть путь размечен. Да ещё и места ночлега имеются — полотняные палатки с чугунными печками и запасцем дров. Внутри не дует пронизывающий ветер, не метёт позёмка и мороз не выжимает слёзы из глаз. Да и дорога выглядит то ли расчищенной, то ли укатанной — промята и уплотнена. Местами, конечно, переметена так, что теряется из виду, но столбики-то из-под снега выглядывают.
Обслуживания на подобного рода "станциях", разумеется, не дождёшься, но можно сварить горячего, позволить оттаять бровям и ресницам, да и клок сена для оленей выдрать из исхудавшей копёшки. Обстановка не царская — хорошо, что государю нынче недосуг провожать в путь Тихоокеанскую эскадру.
Пейзажи вокруг меняются не по разу в день — скалистые кручи, которые приходится огибать, льдистые поверхности, вылизанные ветром до полной гладкости, участки свежего снега, в который погружаются ноги оленей, взметающие в воздух рыхлую пока не смёрзшуюся субстанцию. Купы чахлых деревьев, пучки непонятной растительности, придавленной белыми шапками налипшего снега или массой игольчатого инея. Однообразие пути развеивалось на подъёмах, где нужно было помогать упряжным. И на спусках, где требовалось придержать нарты. Тем не менее, путь мы проделали в три перехода с двумя ночёвками. Да, февраль в этих краях суров, на то он и февраль. Не даёт сидеть на месте — поторапливает.
Кольский острог выглядел уныло снаружи и оживлённо изнутри. Как выяснилось, сермяжный полк подтягивался сюда малыми группами, собирающимися по мере прибытия. Кто-то на нартах, кто-то на лыжах, а кто и на санях. Парни поначалу осваивались в казарме, а потом приступали к боевой учёбе — выходы в поле, слаживание подразделений в обстановке, приближённой к боевой. Обслуживание оружия, подгонка амуниции и дело пушкарское — раньше артиллерией эти ребята не занимались. А тут ещё и ручные осколочные гранаты подвезли.
На кораблях завершили артиллерийские башни и переоборудовали верхний трюм под жильё — поставили нары. Везти лишних две сотни человек не так-то просто, особенно, если на протяжении долгих месяцев пути ничего, кроме сохранения спокойствия от пассажиров не требуется. Пришлось проверить запасы провизии и пресной воды, провести и парусные учения, и пожарные.
Сонька осмотрела адмиральский салон — он тут площадью больше шести квадратных метров — и пожалела, что не взяла с собой сыночка. Как выяснилось, условия перехода были не так уж экстремальны. Вскоре полковник доложил о прибытии второго карельского взвода и полной готовности вверенного ему подразделения к выходу. Прикинув длительность светового дня, провели посадочные учения и пробное десантирование посредством шлюпок. А там и в дорогу отправились.
Наши корабли в какой-то мере приближены к классическому клиперу — немного тихоходней и менее вместительны. Зато весьма комфортабельны по меркам нынешнего времени. Одним словом основными тяготами перехода были скука и ограничение употребления пресной воды, ради возобновления запасов которой пришлось непланово заходить на острова Зелёного мыса, где народ отведал множество экзотических фруктов и продегустировал португальские вина.
В тропиках начались проблемы с вентиляцией верхнего трюма — пришлось налаживать организацию сквозь него постоянного протока воздуха. Окатывание людей водой на корме или носу происходило непрерывно. Команда и десант предпочитали находиться на верхней палубе — внутри-то духота.
Благословенный Капштадт, изнурительный переход через весь Индийский океан. Можете удивляться, но штормы или дожди все воспринимали с энтузиазмом — понижение температуры — это же просто великолепно! Передышка в Батавии, и рывок на север с заходом за водой на один из островов — посещать Шанхай мы остереглись, потому что идём воевать как раз против китайцев — как бы чего не вышло!
К Охотску подошли, обойдя Японию с востока и пройдя через цепь Курильских островов, в расчётное время — последние числа мая — то, что надо. Как раз море в этих местах очистилось ото льда. Тут достаточно удобный закрытый от моря залив, в котором готовилась к плаванию джонка "Диана".
Ещё до того, как наша эскадра завершила постановку на якоря, от джонки отошла шлюпка — капитан Пантелеев поспешил встретить знакомую ему "Селену" и два её систершипа. Даже семафорными сигналами не обменялись, не говоря о поднятии флагов-распоряжений. И самого Захара, и гребцов всех переобнимали, по плечам похлопали, и неорганизованная встреча мигом превратилась в пересказ новостей и сообщения о здравии родственников. А четыре капитана вместе с Софьей прошли в капитанскую каюту, которая просторней адмиральского салона. Нужно было ознакомиться с обстановкой.
Прежде всего — никакого воеводы в Охотске нет. Таковой имеет место быть в Якутске, до которого отсюда два месяца пути не во всякое время года проходимого. Тут всем заправляет казачий атаман, собирающий ясак с местных жителей и отправляющий пушнину на Москву. Дело это государево и является неприкосновенным, поскольку деньги от этого проистекают огромные. Сам же Захар со товарищи прошёл минувшим летом вдоль западного берега этого моря, которое нынче именуют Ламским, до самого устья Амура, где присмотрел место для лодочного двора. Признаков присутствия маньчжур он нигде не увидел — кругом сплошные люди каменного века со своими князьками или иного манера вожаками. Себя они зовут по-разному, а русские именуют их гиляками. Женщины их с приезжими приветливы, а мужчины недорого отдают меха за ножики, топоры, наконечники и иные железные изделия.