Поняв, как разместятся его Потешные, Пётр более-менее успокоился. Получил заверения в том, что двадцать пять таких судёнышек у нас к следующему лету будет, и продолжил поездку в Архангельск, как она и планировалась первоначально. Рулить он попробовал и быстро освоил это немудрёное дело. Но не все же семьсот вёрст править ходом лодки! Жизнь на идущем по маршруту судне довольно однообразна. К счастью, вниз по течению да на хорошей скорости до конечного пункта добрались мы буквально за считанные дни, сделав пару остановок для ночлега на берегу, где идущие вместе с нами на двух моторных карбасах, придворные сполна обслужили и государя, и остальных присутствующих.

Завернули в Холмогоры, где балом правил воевода, не перебравшийся пока в Архангельск. Осмотрели строящийся кирпичный собор. К остальным разговорам о здешних достижениях и великих свершениях ни я, ни Софи не стремились, да и не звал нас никто.

В Архангельске узнали, что Фёдор в Мангазею пока не ушел — рано ещё для этого, потому что льды вряд ли отошли от берегов или растаяли. Посоветовали ему поостеречься соваться туда, а то нас предупредили, чтобы не вздумали. То есть, судя по всему, приглядывают тут за тем, кто куда ходит.

Потом осмотр корабельного двора, поездка на "Энтони" до Соловков, знакомство с монастырём. Для меня это была просто познавательная экскурсия, а с Петром отцы святые крепко поговорили. О чём — не ведаю.

В этой череде обязательных действий как-то потихоньку у нас с Софочкой начала складываться концепция военного корабля для охраны северных пределов России. То есть, рассчитанного на какую-никакую ледовую обстановку — с корпусом полукруглого сечения, чтобы лёд при сжатии выталкивал его. С коча профиль срисовали.

Тем временем в Архангельске "поспела" и восьмая баржа, на которой государя и отправили домой через сухой волок. Понятно, что ушла она без полезной нагрузки — с царём и свитой. Да и то не все желающие в неё поместились. Разумеется, честь сопровождать честную компанию выпала "Лещу" и тем же двум моторным карбасам, куда поместились почти все сопровождающие царя лица.

Волок с деревянно-рельсовой двухколейкой Петру понравился. Он с интересом наблюдал за тем, как по наклонным направляющим из воды вытягивается на тележки пустая баржа. Сам принялся толкать её по суше и приближённых заставил — тут ведь полдороги вверх по склону. Даже задержался на целые сутки — смотрел, как разгружают подошедшее с Нижнего Новгорода точно такое же судно, как лошадки возят тележки с мешками и тюками — одно туда, другое оттуда. Хлеб прошлогоднего урожая в амбар, а тюки на борт.

Петляющий путь до Костромы, потом по Волге до реки Дубны, из неё в реку Сестру, а там и в Яхрому, вверх по которой и её притоку мы добежали до волока, ведущего в Клязьму, откуда, говорят, можно перетащиться в Яузу, протекающую уже мимо Преображенского и Кукуя. Здесь делегацию ждали присланные из столицы лошади и экипажи, а "Леща" и прошедшую ходовые испытания новую баржу отпустили восвояси.

Собственно баржа сразу двинулась в обратный путь к Волге, чтобы отправиться в Нижний Новгород за нефтью или взять другие грузы, какие найдёт, до Архангельска. А мы осмотрели волок, прикидывая, как его ловчее оборудовать — тут короткая дорога к столице, да и до Владимира можно добраться по Клязьме. Но особо задерживаться не стали — возвращаясь по Яхроме, остановились в Дмитрове, где никакого попутного груза не отыскали. Так и побежали домой налегке. Зато сделали целых четыре обсервации — ясные дни и лунные ночи позволили нам чётко взять координаты волока в Клязьму, Дмитрова, устья Дубны и города Кострома, который мы с интересом осмотрели. В общем-то обычная, теряющая оборонительное значение крепость.

Май и июнь, таким образом, мы ухлопали. Зато в Архангельск вернулся папин флейт и привёз и отца, и матушку, и сестрицу Кэти. С ними прибыл и наш Пушкарь. Привезли они много рома, умеренно много нефти, часть пушек, хранившихся на дедушкиной гасиенде и десятки бочек каучукового молочка.

На воду спустили девятую баржу — заложенный Иваном на просушку лес более-менее "дошёл", а процедура сборки этих немудрёных плоскодонок была отработана. Не скажу, чтобы у нас наладился конвейер, но постройка речного флота шла ритмично и даже поддавалась планированию. Вернулся караван из Соликамска и снова ушёл обратно с полным грузом в две тысячи сто пудов. Кажется, можно будет за навигацию делать и три рейса.

Вернулся "Энтони". Он теперь ходит под русским флагом — хитрюга Мэри подняла его, когда везла государя на Соловки, да так и оставила в постоянном пользовании. Хотя, может и английский поднять — это смотря по обстоятельствам. Натура у неё творческая и предприимчивая. Поэтому она нынче побывала в Кадисе с тридцатью тоннами смолы. В роли хозяйки груза выступала Консуэлла, владеющая испанским. Сама эта смола у нас вытапливается из дров при выгонке скипидара, и накопилось её просто жуть как много.

На обратном пути капитан Коллинз заглянула в родные края, откуда привезла вести, что никаких особых происшествий в Англии не произошло, если не считать нарастающего недовольства деятельностью Якоба Второго. Привезла она Гарри Смита и Аптекаря с целой кучей склянок и томами рукописных трудов. Ещё с Аптекарем прибыла юная девушка, умеющая носить и брюки, и университетскую мантию. Оба молодых человека называли её просто "Леди", не упоминая имени. Хорошо, что не "Миледи".

Сумбурным выдалось это лето. Отец взял новый груз до Амстердама и снова отправился в рейс. Мэри приняла товары до Антверпена, и ушла, увезя в Европу своего первого лейтенанта Ричарда Клейтона, отчего моя реципиентка взгрустнула. Здесь, в Архангельске работники из местных собирали простенькие корытца по хорошо отработанному образцу и подобию. Лесопилка гнала километры лиственничных брусьев для использования в качестве рельсов. Кузница гвоздила гвозди и повторяла штука за штукой шестидюймовые моторы. Где-то по одному в месяц.

— Говорят, будто тебе лоцманы речные потребны, — обратился к Софи средних лет дядечка. — А если со своей ватагой? И с баркой?

— Не знаю, не пробовала, — пожала плечами моя реципиентка. — Однако, всё когда-нибудь случается в первый раз. Показывай ватагу и барку.

Судно и его команда нашлись у необорудованного берега чуть выше порта. Дюжие мужики и неладно скроенное, но крепко сшитое плоскодонное сооружение с высокими бортами и просторным чревом. Софи поздоровалась с людьми, спросила, почему вдруг они решили прибиться к ней.

— Так падают цены на перевозки. Твои-то барки и везут быстрее, и берёте вы дешевле. А нам, хоть пропадай, — за всех ответил всё тот же лоцман, который явно тут верховодит.

Судя по всему, покачнули мы местный рынок транспортных услуг.

— Сколь груза вы за один раз перевозите? — спросил я, уже прикинув на глазок.

— Две тысячи пудов, — так и есть, около тридцати тонн.

— Ждите здесь. Пришлю своего человека, он скажет что делать.

Дело в том, что у нас имеется довольно мощный колёсный буксир, который к тасканию барок мы так и не применили. Предлагали спервоначалу таким же группам, гоняющим суда с товарами за умеренную плату дотащить их до Вологды, но как-то в цене не сошлись. А тут отличный случай попробовать. Тем более, что моторист на этом буксире опытный. Он же и рулевой изрядный — брёвна из Двины в нашу протоку таскает. А то и целые плоты, если они не чересчур велики.

Так и прибилась к нам ещё одна бурлацкая ватага. В первый раз с искусным судоводителем и знатоком реки. Потом и ещё две по похожему сценарию подтянулись — слухами земля полнится. Но и апологеты бурлацкой лямки сохранили свою независимость и традиционные приёмы труда. Зато нам удалось оставить на регулярных маршрутах по Двине-Сухоне-Вологде только одну остроносую самоходную баржу, которая теперь стала наполовину пассажирской, а тупоносую задействовать на пути через сухой волок с нашей, северной стороны.